Публикуем рассказ учащейся Лежневской школы № 11 Ульяны Варзиной, признанный лучшим в муниципальном этапе Всероссийского конкурса сочинений «Без срока давности» в категории 10-11 классы.
«Стас бежал по лесу. Ноги запинались о каждый корень, ветки невысоких елей били по лицу, кололи щёки, но он бежал. Шёл проливной дождь, одежда до нитки вымокла и коконом сдавливала тело. Сердце стучало так сильно, что вот-вот грозилось проломить ребра.
Он колол дрова, когда в их деревню пришли немцы. Мать только что пришла с работы в поле. Значит или уже мертва, или в плену. Стас понимал, что героизм спасти, возможно ещё живую, мать, ему не поможет, и один пацан с топором против толпы немцев с автоматами не выстоит, поэтому побежал в лес.
Бежал быстро, подворачивая ноги на кочках, не оглядываясь, только слыша позади стрельбу и немецкий говор. Прогремел гром, и небо разверзлось проливным дождем. Теперь к усталости и пульсирующему в голове страху добавлялась ещё сырость и холод, окутывающий тело. Остановился он только тогда, когда понял, что, кроме шума дождя и отдаляющегося грома, он ничего не слышит. Отступившая паника дала место дикой усталости. Он повалился на мох, тяжело и надрывно дыша. Глаза слипались, кровь стучала в висках. На улице темнело. Вскоре он отключился.
Очнулся Стас нескоро. Вокруг было темно и тепло, будто где-то горел костер. Неужто умер? Он с трудом сел. Лежал он на каком-то старом лежаке. На нем уже не было насквозь промокшей одежды, укрыт он был чьими-то фуфайками.
– Очнулся наконец, – раздалось откуда-то из другого угла. Он посмотрел в ту сторону. У маленькой печки сидела девушка, подбрасывающая ветки и маленькие поленья в затухающий огонь. Она была в военной форме, между ног стоял автомат.
– Думала не проснешься уж…
– Где я? – вырвалось у Стаса. Голос был хриплым и будто не его совсем.
– В лесу. В партизанском отряде, – она отошла от печки и села рядом с ним. – Мы тебя в лесу нашли, когда на разведке были. Эти фрицы деревню неподалёку захватили. Ты оттуда?
– Да, – он потёр глаза.
– Сожгли ее вчера, деревню твою. Только угли остались, – она вздохнула, глядя куда-то в пол.
«Значит и мать умерла», – подумал он. На глазах навернулись слёзы, но он быстро их смахнул.
– Ты у нас два дня в горячке пролежал. Я все с тобой сидела. Остальные сейчас на разведку ушли.
– А много вас тут?
– Нет. Человек десять. Вчера вот ещё двоих потеряли. Похоронили неподалёку. А ты молодец, что из деревни деру дал.
– Только мать там помирать оставил, – он снова утёр глаза. Мы туда с города приехали. Она меня все спрятать хотела. На фронт не пускала. А тут на полях работали. А потом эти пришли и…
Он махнул рукой, поджимая губы.
– Что ж тут сделаешь. Война есть война. Здесь без потерь никак, – она пожала плечами. С минуту сидела в тишине.
– Тебя звать-то как? – девушка всё же повернулась к нему.
– Стас.
– Я Октябрина. Можешь просто Октябрь звать, так быстрее. Остальные вернутся, и с ними познакомишься.
– А что ты в партизанах то делаешь?
Стас силился рассмотреть её лицо, освещаемое лишь слабым светом огня, пробивающегося через щели заслонки.
– Прибилась. Мы с города на границе эвакуировались. Нас на работы в тыл направили. Пока ехали, под бомбёжку попали. Мать погибла, а мы с братом поплелись куда глаза глядят. Дошли до городка одного, там нас старушка какая-то приютила. Так город тоже скоро бомбить начали. Я только с завода возвращалась, когда в наш дом бомба влетела. Грохот, дым, крики. Меня так оглушило, что долго ещё на тротуаре валялась. А когда поднялась, побежала вон из города. Меня военные подцепили да к себе в кузов. Так и уехали. Я сначала в части была. Меня стрелять учили да раны перевязывать. А потом всех наших в плен да к стенке. А я со связистом пошла. Он один выжил. Я тогда ещё диву давалась, как это, всех расстреляли, а он жив. Без единой царапины. Полицай оказался. Хотел и меня переманить: «Смотри, вон, как жить будем. Хорошо все будет!» Мы в немецком лагере остановились. Он меня пожалел, сказал, что я с ним, чтоб меня не трогали. Я его в первую же ночь удушила и в лес, – она цокнула языком, всё высматривая что-то в пространстве перед собой, поглаживая автомат. – Так же, как ты, по лесу шастала. А потом мужик меня один нашёл. А мне делать нечего, пошла с ним, так сюда и попала. Ну, к партизанам, в смысле. Хоть здесь полезна буду.
Снова повисло молчание. Октябрина смотрела в пустоту, а Стас в непроглядную тьму одного из углов небольшой землянки. Пахло сыростью и землёй. Землянка, видать, старая очень. Парень вздохнул, по привычке потянувшись рукой к крестику, который всегда висел у него на шее. Маленький кусочек металла приятно холодил пальцы.
Снаружи послышались голоса. Октябрина взяла автомат в руки, поднимаясь с места. Дверца открылась, впуская внутрь шум дождя и холодный воздух.
– Опусти автомат, мы это, – усмехнулся мужчина, нагибаясь, чтобы пройти в дверь. Зайдя внутрь, он распрямился, снял с плеча автомат. За ним последовали ещё люди, и землянка постепенно заполнилась народом.
– О, очнулся, горемыка, – мужчина снова усмехнулся, подпирая бока руками.
Кто-то зажёг старую запыленную масляную лампу, и комната наполнилась, хоть и слабым, но достаточным, чтобы рассмотреть вошедших людей, светом. Мужчины и парни в промокшей одежде. Сапоги в грязи, а к сырой форме прилипли мелкие травинки, веточки и листики.
– Ну что там? – Октябрина окинула присутствующих и располагающихся на полу у стен людей.
– Постреляли фрицев, еле оторвались. Как собаки озверели, погнались за нами в чащу. Сворачивают они лагерь. К ним подмога едет, а нас жмут, как скот, – сказал мужчина, усевшись у стены, вытягивая ноги и устало вздыхая.
– А ты-то, малой, как?
– Нормально я, – Стас перестал рассматривать людей и наконец вспомнил, как долго он пытался рассмотреть Октябрину в темноте землянки. Он повернулся к ней. Девушка была невысокой и худой, с плеч на грудь спускались две огненно-рыжие косы. Носик конопатенький, кожа бледная, а лицо усыпано веснушками. Темно-карие глаза все так же смотрели в пустоту, будто ничего не видя. Она держала на коленях автомат, иногда поглаживая его большими пальцами и тихо вздыхая. Лицо было серьезное и холодное, будто было выточено изо льда и приставлено к живому телу. Она сидела ровно, как натянутая струна, кажется, думая о чём-то непонятном и нечеловеческом.
– Звать-то тебя как? – спросил ещё кто-то из мужчин, печально глядя на промокшие сигареты.
– Стас.
– Стас значит. Откуда родом?
– С Хохлова.
– Та деревенька-то неподалёку? Спалили ее. И жителей кого убили, кого на работы отправили. Повезло тебе, парень, что ноги унести смог. Был там у тебя кто?
– Да. Мать, – Стас слегка нахмурился, не давая вновь наворачивающимся слезам скатиться по щекам.
– Сожалею. Но, что есть, то есть. Одними сожалениями сыт не будешь. Мы тебе оружие дадим. Хороший боец, глядишь, выйдет. И мамка оттуда, – мужчина указал пальцем вверх, – гордиться будет.
Стас кивнул, снова осматривая людей.
– И да, завтра отступаем ближе к городу. Там резервы, нужно защищать. А здесь этих фрицев как собак нерезаных. А нам силы пополнить надо. И боеприпасов мало, и еды. А здесь нас как в капкан взяли, – он сложил руки в замок, имитируя работу капкана.
– В городе же уже бои идут, – Октябрина подняла голову, глядя на мужчину.
– В сам город мы соваться не будем. На окраинах будем шастать да конвои немецкие подрубать. Больно они расхрабрились. Да и с другим отрядом соединиться можно.
Повисла тишина. Кто дремал, кто ещё спать укладывался. У двери сидел мужчина, а рядом пара его сменщиков на ночной дозор. Все стихло. Октябрина тоже устроилась на полу неподалёку от Стаса, подкладывая под голову руки и закрывая глаза. Лампу погасили, и ночное безмолвие нарушал лишь тихий шум дождя и потрескивание веток в печи. Все уснули.
Утро началось ещё в темноте. Дождь прекратился, ветер не дул. На улице было сыро и прохладно. Стасу выдали его одежду и нашли оружие, быстро объясняя, что да как работает. Они вышли из землянки и пошли в сторону Смоленска. Эхом раздавались где-то вдалеке взрывы, шум самолетных винтов. Берут город, значит. К вечеру весь отряд был уже на подступах к Смоленску.
Они затаились. По дороге, недалеко от которой они шли, двигалась вражеская техника и пехота. Танки грузно переваливались через кочки от разорвавшихся снарядов, машины объезжали эти ямы. Солдаты бодрым шагом шли вперед, некоторые даже пели что-то напоминающее марш. Партизаны затаились в кустах, тихо перешёптываясь и смотря на дорогу.
– Надо бы поубавить их энтузиазм, – тихо сказал мужчина, смотря на гордо марширующих немцев. – Значит так: занимайте точки и снимайте по одному. Технику мы не потянем с таким боезапасом. Если поймают – гранату в зубы и в толпу.
Все кивнули. Иначе и не могло быть. Это война, а не оздоровительная прогулка. Победу нужно вырывать любым способом, даже ценою своей жизни.
Октябрина, Стас и ещё пара молодых ребят заняли позицию в высоких густых кустах. Они ползком протиснулись меж корней и стали целиться в немцев. Раздались выстрелы, и из ровного немецкого строя выпало несколько солдат. Песни замолчали, заменяясь громкими возгласами. Октябрина ловко выскользнула из ветвей и поползла к другой позиции. Стас последовал ее примеру, а вот их напарники не успели. Оба упали лицом в землю, издавая последние вздохи.
Не успеют уползти. Ребята поднялись и пулями побежали вдоль дороги, попутно стреляя в идущие колонны. Глупо, но их уже вычислили. А значит терять нечего. Немцы догоняли, крики и стрельба становились громче. Выжимая из себя последние силы, Стас и Октябрина прыгнули в углубление, сделанное сваленным деревом. Глубина оказалась достаточной, и девушка неестественно выворачивая ногу, приземлилась. Она тихо застонала от боли. Стас перекатился к ней.
– Вставай, нам нужно бежать, – сказал он, пытаясь ее поднять.
– Не смогу я уже, – девушка тяжело дышала, держась за ногу. Та болела и совсем не хотела двигаться.
– Беги без меня. А мне закончить нужно. Я их задержу. А ты беги, что встал-то? Беги!
– Своих не бросают, – выпалил Стас, подхватывая девушку и помогая ей встать. – Умирать, так вместе.
Пошатываясь, они выбрались из укрытия. Немцы были уже совсем близко. Стас стрелял по бегущим к ним, мысленно молясь. Пули свистели над самой головой, пронося с собой пробирающий до мурашек холодок близкой и неизбежной смерти. Они выбрались к дороге и, кинув пару гранат в едущий мимо автомобиль с немецкими солдатам в кузове, бросились в толпу, держа в руках пару гранат. Их застрелили прежде, чем те взорвались, но дело своё они сделали. Немцы потеряли былое воодушевление и солдат, несколько единиц техники. Движение колонны было приостановлено. Остальных партизан тоже перебили, но умирали они с достоинством, как настоящие русские солдаты.»